Выше нас — одно море - Альберт Андреевич Беляев

— Утро уже?

— Так точно.

— Где «Таврида»?

— Неподалеку от западного побережья Новой Земли, между Русской гаванью и Губой Крестовой.

— А точнее?

— А точнее в пятнадцати милях от берега.

— Спасатели?

— Спасатель подошел. Вот радиограмма о благополучной заводке буксира.

— Что ж, теперь остается ждать. Давайте позиции других судов.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Когда окончился этот бесконечно длинный, мокрый и холодный день и в сумерках растворилась граница между морем и небом, с «Тавриды» заметили возникший далеко на горизонте по правому борту белый столб.

— Спасатель идет. — Шулепов оторвался от бинокля и приказал старпому перебраться с матросами на корму, готовиться принять буксир.

На мостике «Тавриды» включили прожектор и установили луч в небо — чтобы спасатель точнее вышел к цели.

Спасатель шел поперек волны, и потому ходовой огонь его на мачте кланялся поочередно каждому борту, описывая быстрые полукружья.

Пузатый и широкий буксир зашел «Тавриде» с носа и пошел навстречу по правому борту малым ходом. И когда корабли поравнялись, со спасателя выстрелила пушка и на палубу «Тавриды» лег прочный тоненький тросик. Его быстро обнесли по борту на корму, провели в шлюз и намертво соединили с толстым буксирным тросом.

Шулепов застопорил машину. Потом все ощутили, как дрогнула «Таврида», как оглушительно и часто застучали по корме волны и пронзительно завыл ветер.

Спасатель натянул буксирный трос и потащил «Тавриду» за собой кормой вперед, навстречу ветру и волнам.

— Ну, теперь только бы выдержал трос, только бы не лопнул, — вздохнул на мостике Шулепов. Еще бы часа два, и «Тавриду» могло выбросить на берег…

— Тимофей Андреевич! — позвал капитан. — Вам придется нести вахту на мостике. Старпом и третий будут на палубе следить за буксиром. Берите радиопеленги и почаще наше место определяйте.

…«Шлеп-шлеп, шлеп-шлеп…» — мерно шлепали по корме волны, и вдруг: «Бу-ух!» — и «Таврида», судорожно вздрогнув, опять получала оглушительное «Бу-ух!» — и корма скрывалась под волной. Плотные потоки воды прокатывались к средней надстройке, заполняли всю кормовую палубу вплоть до планшира фальшборта и потом долго выплескивались через полупортики обратно в море.

После каждого такого удара с кормы докладывал старпом: «Буксирный трос на месте. Все в порядке».

«А как же люди? — думал Тимофей. — Как там они на корме? Ведь укрыться им негде, от волны негде там спрятаться. А вода ледяная… Бр-р — поежился Тимофей. — Зато на мостик волны не достают. Только ветер воет».

Когда через три часа Тимофей нанес точку на карту по радиопеленгам, он не поверил своим глазам: она оказалась совсем рядом с предыдущей. Вот это да! Полторы мили за три часа! И то хорошо, что от берега отходим.

И еще прошли три часа, и еще три, и еще четыре… Медленно тащил спасатель «Тавриду» от берегов Новой Земли. Шестнадцать с половиной миль от берега… девятнадцать миль… двадцать три мили…

На следующий день подошел спасатель из Мурманска, подал второй трос на корму «Тавриды» — и гуще засвистел в снастях встречный ветер, чаще зашлепали волны по корпусу.

У острова Харлов, под его высокими крутыми берегами, спасатель из Мурманска завел трос на нос «Тавриды». Военный буксир, пожелав гудками доброго пути, отправился на свою базу. Теперь «Таврида» могла работать собственной машиной. Шторм стал не страшен. Тем более, что спасатель — вот он, рядом, пятисотметровым тросом в руку толщиной, не торопясь, тянет себе и тянет «Тавриду» домой в Мурманск.

В Кильдинском проливе стали на якорь и занялись откачкой воды из трюмов. Помпы и донки работали на полную мощь весь рейс, но сейчас, когда перестала бить волна, вода в трюмах быстро пошла на убыль.

«Таврида» вновь обрела свою прежнюю осанку и готова была продолжить путь в порт своим ходом. Убрали буксирный трос, и вот он — Кольский залив. А значит, и дом — рядом!

АНДАНТЕ МОЦАРТА

Вся команда «Тавриды» стояла на палубе, всматриваясь в приближающийся причал.

— Видишь, сколько народу пришло нас встречать! Только оркестра не хватает. А машин сколько! Вот это встреча! — возбужденно шептал на ухо Тимофею третий помощник.

И верно, причал был забит народом. А насчет оркестра ошибся третий помощник, и оркестр тоже был.

Что-то кричали встречающие, кто-то не выдержал там, на причале, заплакал в голос, и забегали, задвигались люди на палубе «Тавриды»…

А потом все перемешалось на судне — и начальство, и матросы, и встречающие друзья и родственники.

И когда через мегафон капитан попросил команду построиться на носовой палубе — странный получился строй. С детьми, с женами, со стариками встали перед Шулеповым в одном строю члены его экипажа.

Шулепов взглянул на начальника пароходства. Тот кивнул головой — ничего, мол, сойдет. Бурмистров достал лист бумаги и зачитал приказ по пароходству об объявлении благодарности экипажу «Тавриды» за проявленное мужество и стойкость в борьбе со стихией. И каждый член экипажа был назван. И каждому члену экипажа от имени министра Бурмистров вручил именные часы с надписью «За мужество на море». Все получили трехдневный отпуск. На борт уже пришла подменная команда.

— А через три дня встретимся у меня в кабинете, — закончил свою речь Бурмистров.

…Тимофей снял трубку телефона в проходной порта и набрал номер поликлиники.

— Можно попросить к телефону врача Ковалеву?

— Товарищ, здесь рассыльных нет, — ответил сердитый женский голос.

— Я прошу вас. Это говорит штурман Таволжанов с «Тавриды», мы только что пришли.

— С «Тавриды»? Так надо было сразу и говорить, — потеплел голос в трубке. — Сейчас позову.

Тимофей услышал, как часто застучали каблучки по полу, в трубке зашуршало…

— Маринушка! — тихо произнес он. В трубке